Шестидесятые годы родились под счастливой звездой: им суждено было быть отмеченными величайшей социальной реформой ХІХ-го века.
И, однако, как будто в опровержение известного присловия, что только «злое злым скончевается» а «доброму началу и конец бывает добр», — оказалось как раз наоборот — конец шестидесятых годов не может быть помянут добром.
Вторая половина шестидесятых годов — это воистину сумбурная эпоха, это период растерянности и разбросанности русской интеллигенции, скитание без руля и без ветрил, период неустановившегося равновесия той массы, которая образовала новые кадры русской интеллигенции шестидесятых годов.
Типичным представителем этой эпохи был Писарев; писаревщина и нигилизм — главнейшее содержание истории русской интеллигенции этой эпохи, её наиболее очевидный результат — полное банкротство в деле разрешения основных проблем мировоззрения, в том числе и проблемы индивидуализма.
Насколько двинул вперед от Герцена решение этой проблемы Чернышевский, настолько же отодвинула его назад писаревщина, завершившая собою шестидесятые годы и вызвавшая резкое противодействие семидесятых годов.
